Чайковский. Путь к обыденности.

Милый и светлый город Чайковский! Город среди воды, город среди сосновых лесов, город, где яблони смыкаются над тротуарами а березы скрывают крыши пятиэтажных домов. Город, который еще живые ныне люди строили «с нуля». И, глядя на изобилующие детскими площадками дворы, на несколько километров набережной, на зеленые аллеи и красивое здание музыкальной школы я заключаю, что это были очень неплохие люди. Люди-мечтатели.

В 60-х, 70-х, 80-х годах эти мечтатели создали среду, в которой хочется развиваться, в которой хочется творить, в которой хочется ставить рекорды, имя которой, имя великого композитора, хочется защищать. Полнились открытые в невиданном количестве детские клубы и спортивные секции, юные музыканты и художники заняли три этажа и подвал школы искусств, причем народу хватило еще на две «музыкалки» поменьше. В музыкальное училище поступали из соседних городов, в Институт Физкультуры стремились (и стремятся) попасть даже из других областей. На его счету есть несколько олимпийских и мировых чемпионов. А еще есть непомерно богатая для молодого города картинная галерея, подаренная некогда частным коллекционером, театр, помпезное здание Дворца Молодежи, по ошибке повернутое к площади тыльной стороной.

Эта уникальная среда — сочетание красивой природы и свежей архитектуры, что развивает эстетическое чувство, культурных учреждений, фестивалей, домов дополнительного образования и умных, творческих личностей — самое ценное, что можно найти в Чайковском. Существуя не «благодаря», а скорее «вопреки», описанное явление постепенно сходит на нет. С каждым годом, с каждым визитом в Чайковский я замечаю, как деградируют «несущие элементы» уникального городского пространства, и теряется самый главный компонент его чуда — люди.

В видимом мире упадок незаметен, не виден из окна «единицы» или «двойки», ибо происходит на задворках. Вот сносятся брусчатые дома, пережившие срок своей службы в 10 раз. Расселить временные строения планировалось еще в Гагаринскую эпоху, но бульдозеры добрались до Мира и Шлюзовой лишь в XXI веке. Жилища успели обрасти яблонями, тополями и акациями, сменились десятки поколений местных кошек, которые всё также ловят мышей и сверчков в подвалах и вместе со сквозняками проникают в квартиры через пропиленные в скрипучем полу лазы. Весной коты приносят на лапах тополиные почки. Летом дворы кутаются в тополиный пух: дети, вращаясь на реликтовых «гигантских шагах», многократно поднимают белый покров на воздух, а взрослые следят, чтобы ни у кого не оказалось спичек или зажигалки. Зимой прямо под окнами краснеют гроздья диких яблок. Таких же алых, как грудки снегирей, которые прилетают однажды утром и раскрашивают снег крупой от расклеванных плодов.

После техники о прошлом не остается и напоминания. На старом месте строится, по сути, совершено новый район с кирпичными пяти или девятиэтажными высотками. Там есть всё для комфортной жизни, там тепло зимой и сухо летом, а в стенах уже проложен Интернет. Только деревья под окнами приходится садить каждый год — саженцы не приживаются или гибнут от рук вандалов. Только газоны, в отличие от заросших многолетними дикими травами старых дворов без должного ухода превращаются в пустыню. Не успеешь оглянуться — и чернозем исчезает, вместо зеленого ковра - розетки жестких злаков, песок да полынь. Удивятся ли озеленители, обнаружив однажды на месте города-сада город-солончак?

Аккуратная разборка брусчаток и строительство на их месте столь же нешироких и невысоких современных домов с сохранением максимальной доли деревьев и кустарников — отброшенный в свое время путь сбережения чайковской красоты.

Зато весьма органично смотрятся новые дома на улице Кабалевского. Упадок начинается дальше — на набережной. Строители ходят туда только гулять. Как небогатая, постепенно избавляющаяся от амбиций Россия не смогла потянуть содержание советской науки, так и прогулочная зона длиною в несколько километров оказалась неподъемной для становящегося всё более заурядным провинциального городка.

«Ты придираешься» — скажут мне горожане. «В общем город хорошеет. Посмотри, как благоустроили частники первые этажи домов на главных улицах, глянь, сколько нового жилья построили в Завокзальном и оцени цветники возле таунхаусов на месте зловонной лужи. А сколько открылось новых магазинов, сколько торговых центров!»

И правда, магазинов теперь столько, что удивляешься, как на всех их хватает покупателей и откуда у покупателей берутся деньги, ведь зарплата продавца (наверное, самой массовой профессии в городе) редко превышает 10 тысяч рублей. А работники бюджетных учреждений смотрят на доходы продавцов с некоторой завистью.

Когда наш земляк посещает большой город или даже отправляется на экскурсию в Евросоюз, когда заходит там в магазин, когда открывает газету с вакансиями, то испытывает когнитивный диссонанс. У него не укладывается в голове, почему товары оказываются дешевле, а зарплаты, напротив, в два-три раза выше.

Представители гуманитарных профессий тоже испытывают нечто вроде шока. Для них открываются невиданные на Сайгатском берегу сообщества активных и «пробивных» коллег, постоянно повышающих свой творческий или педагогический уровень и работающих с крупными государственными и спонсорскими грантами. Слова, что в Чайковском за развитие культуры ответственны более двух десятков чиновников, которые неравномерно рассредоточены между двумя администрациями, не станут должным утешением горожанам.

И люди уезжают. Покидают город толковые выпускники местных институтов, уезжают взрослые журналисты, актеры, врачи, музыканты и учителя. Уходят и делают достойную карьеру. Учащиеся московких, питерских, казанских, уральских ВУЗов не возвращаются вовсе — их высшему образованию соответствуют высокие потребности в самореализации и общении с понимающими и принимающими людьми. Неформал, представитель «креативного слоя» информационного общества, не может существовать в одиночку, ему как воздух необходима компания единомышленников для обмена идеями и воплощения совместных проектов. Чайковчане же, в отличие от граждан мегаполисов, очень охотно ходят друг к другу в гости или собирают компанию для непродолжительных прогулок, но в иной, требующей продолжительных затрат времени социальной активности проявляют редкостные «неподъемномность» и пофигизм.

Однажды запущенный процесс раскручивает сам себя: чем больше переезжает или, выдыхаясь, отходит от дел людей, тем меньше желания оставаться у других горожан. Несколько увиденных мною за лето городских мероприятий красноречиво показали, что культура в Чайковском теперь представлена школьниками, коим пока некуда деваться, и заслуженными энтузиастами пенсионного и предпенсионного возраста, показывающими, местами, очень высокий класс. У «ветеранов» из Гидростроителя и ДШИ нет иллюзий, что кто-то сможет заполнить собой поколенческую брешь. Местные молодежные коллективы умирают вовсе не от старости.

В тот же заколдованный круг попадают местные СМИ. Уходят талантливые журналисты, падает качество материалов, имеющие литературный вкус и пользующие мало-мальскую интеллектуальную гигиену горожане перестают их читать, издание делает ставку на людей с самым невзыскательным вкусом, и газеты вообще перестают быть достойными внимания. В Чайковском не считается зазорным целиком забивать раздел «анекдоты» ворованными из БашОрга цитатами и наполнять половину еженедельника материалами из Сети без указания настоящего автора и источника. Очень выразительно показывает положение дел в городе ассортимент газетных ларьков: я еще ни разу не находил у продавцов издания дома «КоммерсантЪ», «Новую газету», журналы «Итоги», «Forbes» или «Русский репортер», фантастические альманахи, которые так часто можно увидеть у пассажиров метро.

В обрисованной мною картине нет ничего катастрофичного и исключительного. В тысячах других маленьких городов станы тоже есть наивные и нечитабельные газеты, дико оформленные рекламные блоки в лифтах, невзыскательные жители и пассивная, попсовая от туфлей до кепки молодежь. Просто, для соседей такое растительное существование нормально, в некоторых селениях с самого XVIII века не желали ничего большего. А для Чайковского это, несомненно, упадок и деградация, потеря уникальности и становление заурядным.

В середине августа, в центре города проходил широко анонсированный Яблочный Спас. Посетившая его по долгу службы методист из краевого Министерства культуры увидела на площади православную атрибутику, нелепый батут, десяток мангалов, источающих «уместные» в строгий пост ароматы и огромный монитор, где безостановочно транслировались музыкальные клипы и рекламные ролики, не имеющие никакого отношения ни к городу, ни к яблокам, ни к православию, ни к чему-либо происходящему на сцене. Бабушки пели под «плюсовку», ведущая зачитывала номинации и сопровождала их стихотворными поздравлениями уровня поэта-Незнайки, набившего руку на газетных юбилярах. Выставка очень добрых и живых яблочных художественных композиций от микрорайонов была слабым утешением среди явленного кошмара, называемого громким словом «фестиваль».

Позже, удалившись от центра на один квартал и уложив первые впечатления, гостья из Перми с грустью заметила, что увиденное на площади было вполне ожидаемым — так безвкусно и глупо проходит большинство муниципальных праздников Прикамья, но где-то «сделать красиво» не позволяют материальные возможности, а где-то у организаторов просто нет умения, желания или добросовестности. Чайковский она отнесла ко вторым.

Когда-то жителям города возле электростанции досталось чуть больше, чем остальным. Сроки хранения выходят, время выравнивает уровни и никто лично не виноват.